ПСИХОЛОГИЯ И АРХИТЕКТУРА Когда в конце 1980-х в нашей стране появились кооперативы, а позднее более сложные структуры рыночной экономики, новое поколение богатых людей начало обзаводиться новой недвижимостью. Cоциалистическая архитектура прожиточного минимума уже не могла удовлетворить возросшие потребности общества и отдельных его членов. Дачи высшего руководства коммунистической партии и советского правительства не были доступны для массового обозрения. А многие сохранившиеся царские дворцы, дома и усадьбы сановников давно стали музеями, и их роскошь казалась тогда архаичной, несовместимой с реальной жизнью, и мало кого вдохновляла. Взоры архитекторов и их заказчиков обратились на Запад, и в Украине появился «евроремонт» и особняки, похожие на испанских, венгерских, канадских и прочих зарубежных собратьев. Тогда же начали проявляться и проблемы несовместимости населения Украины с некоторыми образцами зарубежной архитектуры. Сначала они возникали, в основном, из-за того, что архитекторы и их заказчики забывали, что те же Испания и Италия расположены намного южнее Украины. Поэтому зимой в украинских домах, построенных по испанским и итальянским проектам, будет очень холодно. Проблемы психологического дискомфорта были в то время в основном локальными и возникали в масштабах отдельных квартир или особняков. Их причиной была апперцепция – зависимость восприятия от прошлого опыта, запаса знаний, интересов и потребностей. Поэтому многим обитателям «коммуналок» и малометражных квартир на первых порах было трудно освоить большое жилое пространство. Когда же западная архитектура начала интенсивно и масштабно внедряться в городскую застройку, проблема психологического дискомфорта стала более массовой и серьезной. фото: Олег Герасименко
Психологии присущи свои закономерности. Они не популярны так широко, как, например, законы физики, но столь же объективны и действуют непреложно. Психологам давно известно, что архитектурные формы городских сооружений влияют на психическое состояние населения. На подсознательном уровне они воздействуют на врожденные психические структуры (архетип) людей, причем это воздействие может быть как позитивным, так и негативным. Кроме того, у разных народов одни и те же образы и символы могут вызывать совершенно противоположные реакции. Если сооружение, психологически чуждое большей части населения, находится в чьей-то усадьбе, и его видят только хозяева и их гости, проблем обычно не возникает. Гости приезжают и уезжают, а хозяева построили или купили дом, соответствующий их вкусам. Вкусы же, как известно, очень индивидуальны, и человеку, родившемуся и выросшему в степном поселке Херсонской области, может нравиться древняя или современная архитектура любой страны – Индонезии, Марокко, Ирландии, Англии и т.д. Когда личные вкусы удовлетворяются в масштабах собственной квартиры или усадьбы, это никому не мешает. Если же несозвучные по архитектуре национальному архетипу здания появляются на улицах города, происходит невротизация населения, потому что люди постоянно сталкиваются со строениями, памятниками, негативно влияющими на их психику, пусть только на подсознательном уровне. Невротизация населения еще более усиливается, если архитектурные формы содержат элементы агрессии. Архитектурные традиции являются неотъемлемой частью культуры любого народа фото: Олег Герасименко
Эксперты отмечают, что бывали случаи, когда такие элементы становились причиной ночных кошмаров у живущих поблизости детей, а у некоторых взрослых они повышали степень тревожности. Люди более спокойные и уравновешенные непроизвольно стараются избегать дискомфортных для них мест. А вот людей агрессивных такие архитектурные формы, наоборот, притягивают. Поэтому психологи, занимающиеся описанными выше проблемами, считают, что памятники, архитектурные ансамбли, та же уличная реклама, должны предварительно проходить психогигиеническую экспертизу с целью определения их возможного влияния на психику населения. Трудно сказать, когда психологи разработают методики психогигиенической экспертизы архитектурных проектов на предмет их психологической приемлемости для населения той или иной страны, того или иного города, и когда они будут внедрены в практику градостроительства. Но, судя по результатам исследований японского ученого Масару Эмото, уже появилась возможность определять характер информационного воздействия архитектурных форм на организм человека безотносительно его принадлежности к какой-либо национальной культуре. Масару Эмото исходил из того, что организм человека в основном состоит из воды, а вода обладает способностью воспринимать информацию. Звук, изображение несут в себе определенную информацию, и как она воздействует на воду, так же воздействует и на человека. В ходе исследования Масару Эмото взял воду из целебных источников у себя на родине и в других странах и заморозил ее. Под микроскопом он увидел очень красивые структуры, напоминающие снежинки. В то время как обычная водопроводная вода структурирующей энергией не обладала. Когда над водой произносили отдельные слова или целые фразы, в ней образовывались различные структуры. При этом имел значение не язык, на котором произносились слова или фразы, а смысл информации. Например, произнесение имени Матери Терезы образовывало в воде структуры, напоминающие цветы, а произнесение имени фюрера 3-го рейха – структуры, напоминающие смерч. Различным было и влияние музыки, которая звучала рядом с сосудами с водой, а также рисунков – их прикладывали к стеклянным стенкам сосудов. Поэтому, приложив рисунок будущего дома или фотокарточку макета к стеклянному сосуду с водой и заморозив воду, по образовавшимся структурам можно увидеть, какое влияние архитектурные формы будут оказывать на людей. (Результаты опытов японского ученого представлены на сайте URL: http://www.hado.com">http://www.hado.com – на японском и английском языке).
ОСОБЕННОСТИ НАЦИОНАЛЬНОЙ АРХИТЕКТУРЫ Пересекая украинско-польскую границу в автомобиле, замечаешь, что природа по обе стороны границы одинакова. Но дома приграничных населенных пунктов красноречивы: это уже не Украина, это – Польша. Архитектура обычных сельских жилищ, народная архитектура всегда национальна. Алексей Гутнов, доктор архитектуры, в своей книге «Мир архитектуры» («Молодая гвардия», М., 1985) отмечает, что народное жилище отражает коллективную мудрость нации: «Каждый народ веками вырабатывал свой стереотип жилого дома, наилучшим образом отвечающий климатическим условиям, укладу жизни, национальному характеру». Архитектура сохранила свои национальные особенности не только в сельской местности. Они проявляются и в городских зданиях, в том числе современных. Потому что предпочтение тех или иных планировочных решений, форм, цветовых сочетаний не случайно, оно отражает менталитет нации, заложено в ее архетипе, передается из поколения в поколение. Примеров тому можно привести немало. Тысячи лет назад на землях теперешней Украины поселились греки, однако до сих пор их вышивки и керамика не похожи на украинские. Их язык отличается от современного греческого языка, потому что развитие обоих языков проходило раздельно. А вот прикладное искусство украинских греков до настоящего времени сохранило формы и рисунки, характерные для древней Эллады. В отличие от «архитектуры» хижин, которая обычно была национальной, в архитектуре дворцов нередко проявлялся интернационализм. Князья, короли, императоры, дворяне, купцы, фабриканты приглашали архитекторов, строителей из разных стран, и те возводили башни, замки, дворцы, храмы и усадьбы, воплощая в архитектурных формах не только доминирующий стиль эпохи, но и присущее им видение мира и эстетику своего народа. Особенную масштабность смешение архитектурных стилей «всех времен и рас» приобрело во второй половине прошлого века, когда миграция людей затронула практически все континенты и стала массовой. В США эти тенденции проявились, пожалуй, наиболее ярко. Страна эмигрантов не могла не быть терпимой и к разным религиям, и к национальным особенностям архитектуры разных народов. Именно в этой стране психологи одними из первых забили тревогу и начали изучать влияние городской архитектуры на психику населения. И зарубежный архитектурный стиль, и работы отдельных зарубежных архитекторов могут вполне органично вписаться в местный городской ансамбль. Иногда же отечественные архитекторы создают творения, чуждые по духу городу, для которого они предназначены. Такие сооружения часто получают от горожан уничижительные прозвища. Некоторые архитекторы думают, что это проявление так называемого квасного патриотизма и ретроградства киевлян. Отнюдь. Жители Токио недавно дали малоприличное прозвище одному из новых творений городской архитектуры. И это в Японии, где умение «сохранить лицо» другого человека является одним из важнейших элементов национальной культуры. Подобного рода прозвища – своеобразная психологическая самозащита от неприемлемых для коллективного сознания архитектурных форм, навязанных людям для постоянного созерцания. В Киевской Руси всегда места было много, и города были просторнее западноевропейских. Потребность в просторе – одна из особенностей восточнославянского характера. Здесь не прижился ряд архитектурных стилей, распространенных в Западной Европе. Не потому, что кто-то специально препятствовал их внедрению, а потому, что они чужды психологии восточных славян. Хорошая инсоляция – еще одна особенность восточно-славянских поселений. Сергей Крымский, доктор философских наук, говорит о том, что «парадигма солнца заложена в менталитете украинца, он потомок аграрной нации, солнцепоклонник с трипольских времен. Потребность в солнце у жителей Украины определена врожденными психическими структурами, образами коллективного бессознательного». Для древнерусской архитектуры характерен эффект «высокого неба» над куполами храмов. На древнерусских соборах мы видим рипиды, символизирующие солнце. Есть даже версия, что слово «хохол» тюркского происхождения и означает «сын солнца». Ольга Самойленко, главный архитектор Национального заповедника «София Киевская», рассказывает о том, что «Киевскую Русь называли страной городов. Города здесь появились значительно раньше, чем во многих государствах Западной Европы. Строительству каменных храмов наших зодчих обучали византийцы. Однако не следует переоценивать византийское влияние. Уже при сооружении первых храмов византийские мастера вынуждены были считаться с местной архитектурной традицией, сложившейся еще в деревянном зодчестве предшествующих периодов. Киев играл особую роль, по его образу и подобию восточные славяне построили все последующие города периода Киевской Руси. Рощи и сады составляли естественное окружение церковных и гражданских построек Киева. Своеобразие города определяли ландшафт и принципы постановки в нем основных архитектурных доминант. В основных элементах планировки прослеживается пространственная связь важнейших сооружений с широко раскрывающимся ландшафтом днепровского левобережья. И еще одна последовательная тенденция наблюдается в развитии Киева – город как бы вырастает из зеленых холмов правого берега, которые служат естественным пьедесталом для ансамблей Лавры и Михайловского Златоверхого монастыря. Киев до ХIХ века, в отличие от многих других городов Европы, развивался не в «плане», а в объемных формах, в трех измерениях. Поэтому в формировании образа Киева ведущую роль играла объемно-пространственная композиция. Способ ориентации в пространстве оставался неизменным со времен Киевской Руси. Он был основан на таких объемных ориентирах, как церкви, соборы и колокольни, которые формировали систему опорных точек ориентации. Исключительное значение придавалось зонам кругового осмотра на площадях, боковым перспективам, просветам в застройке. Благодаря этому в городской среде не было шаблонности». В Киеве, как и во многих других восточно-славянских городах, ландшафт играл еще одну очень важную роль: он был основой фортификационных сооружений. Холмы, реки и овраги дополнялись искусственными сооружениями, чаще из земли и дерева. Поэтому городской ландшафт традиционно формирует у киевлян подсознательное чувство защищенности. Сергей Крымский вспоминает, что один из церковных писателей назвал древнерусские храмы «тихими гаванями бескрайних степных пространств». И это вполне объяснимо. Киевская Русь возникла на окраине степи, которая была источником непрерывных нашествий, и у русичей ассоциировалась с опасностью, хаосом. Этому хаосу нужно было противопоставить разумную ойкумену, разумное бытие. В этом качестве выступил город и храмы в нем, как символ Всевышней защиты. Поэтому у нас даже внешнее созерцание древних храмов тоже формирует на подсознательном уровне чувство защищенности. Не только храмы, но и другие памятники архитектуры, старинные дома фоновой застройки также необходимы в городе. Они обеспечивают необходимые для сохранения психического равновесия населения информационное разнообразие и связь времен. Парадигма солнца заложена в менталитете украинца фото: Олег Герасименко
Украинцам свойственна еще одна национальная черта. Она ярко проявляется в жилых массивах типовой застройки, где придомовые территории озеленялись в основном самими жильцами. Вокруг 5-, 9-, 16-этажных домов посажены фруктовые деревья. Такова психология украинца: что бы ни происходило в стране, возле хаты каждый год должно цвести дерево. И, развивая украинские города, необходимо считаться с особенностями национальной психологии. В 2004 году в Киев приехала группа специалистов из Гарвардской школы городского дизайна во главе с профессором Лиландом Коттом. Ее задачей была разработка концепций строительства в промышленной зоне Теличка бизнес-центра, а также развлекательного или культурно-образовательного центра. Гарвардцы начали с изучения особенностей национальной культуры Украины, киевских памятников архитектуры, градостроительных традиций. После чего многочисленная интернациональная группа, в которой был всего один украинский представитель, пришла к выводу, что во всех трех проектах реконструкции промзоны архитектурной доминантой территории должен остаться комплекс Киево-Печерской Лавры, и непременно должен сохраниться приднепровский зеленый массив. Так что для уважительного отношения к национальным традициям необязательно быть местным архитектором, достаточно просто быть профессионалом. Практикуемое же у нас в последнее время стремительное уплотнение городской застройки уменьшает инсоляцию квартир и придомовых территорий. Нередко дома вообще остаются практически без них. Многочисленные башни из стекла и бетона становятся архитектурными доминантами, закрывая небо и вид на речной простор. В городе исчезают скверы, палисадники. В зеленые массивы «врезаются» АЗС, кафе, торговые павильоны. Подземное строительство влечет за собой уничтожение уличных деревьев. Вместо привычных каштанов и лип в лучшем случае – кустарник и карликовые деревья. А когда жителей Украины лишают солнца, простора, зелени, традиционных пространственных ориентиров – всего того, что заложено в архетипе, у них возникает психологический дискомфорт. У некоторых людей, в зависимости от темперамента, он может трансформироваться в активные формы протеста против существующей практики застройки города, что и наблюдается в последнее время. Сверхвысокие современные здания не дружественны по отношению к человеку фото: Олег Герасименко
В одной из российских телепередач «Культурная революция» ее ведущий Михаил Швыдкой, ссылаясь на научные исследования, высказал интересную точку зрения о том, что революционные вспышки, имевшие место в ХIХ-ХХ веках во Франции, России, других странах, – следствие жизни людей в больших бараках, потому что скученность определенным образом влияет на психику. Георгий Щекин в книге «Социальная теория и кадровая политика» (МАУП, К., 2000) цитирует испанского философа Хосе Ортегу-и-Гассета, который называет скученность первой среди причин восстания масс. Посмотрим для примера на дом №1 по улице Мишуги на массиве Позняки и прилегающую к нему территорию, где в течение последних пяти лет застройка постоянно уплотняется, таким образом мы фактически превращаем целые микрорайоны в своего рода бараки. Даже микрорайоны, застроенные одинаковыми, как близнецы, «пятиэтажками», выглядят уютнее благодаря сохранившимся, пока еще большим, зеленым придомовым территориям. Различные акции протеста населения против существующей практики застройки Киева провоцирует не только градостроительная политика, не учитывающая особенности национальной психологии, но и деятельность ряда девелоперских компаний, фактически усугубляющая эти негативные явления. Немногим более года назад в интервью, опубликованном в нашем журнале («СР», № 3(7), 2004), Анатоль Карминский, начальник службы Киевгосэкспертизы, говорил о том, что некоторые застройщики начинают строительство без необходимых разрешительных документов, и в городе есть уже построенные объекты, не соответствующие тем проектам, которые прошли государственную экспертизу. Весной этого года один высокопоставленный чиновник КГГА, пожелавший остаться неизвестным, констатировал, что девелоперские компании, ведущие строительство в Киеве, нередко по собственному усмотрению уплотняют застройку, ликвидируют детские площадки, урезают зеленые массивы и прочее. Такие высказывания дают основания предполагать, что государственная система архитектурно-строительного контроля в Киеве на должном уровне не работает. Возможно, эта служба в столице малочисленна, возможно, существуют причины и другого характера...
ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО В конце ХІХ века Киев уже пережил строительную лихорадку «капиталистического типа». Ее началом считают 1895 год. Земля в центе города раскупалась «с боем», сносились еще пригодные для жилья одно-двухэтажные дома и строились новые, тогда считавшиеся гигантскими. В 1897 году самым высоким домом в Киеве была гостиница «Континенталь», имевшая полных четыре этажа, не считая подвалов. А на Большой Васильковской по проекту Владислава Городецкого уже строился шестиэтажный дом. Однако у тогдашнего увеличения этажности была существенная особенность: до начала ХХ века масштабы большинства киевских зданий оставались соразмерными параметрам человеческого тела. Поэтому город не «давил» на человека. Именно тогда доходными домами начали застраивать целые кварталы, в результате чего появились дворы-колодцы. Но площадь города была сравнительно невелика, и приднепровские парки, скверы, бульвары, сады – все это было рядом и в изобилии. Практически у всех горожан сохранялась возможность ежедневного общения с природой, но уже тогда эту возможность приходилось отстаивать. Архитектор Георгий Духовичный рассказывает, что в начале ХХ века киевская общественность, направляемая членами городской комиссии «О красоте города» архитекторами Брадманом, Городецким, Николаевым, художниками Мурашко и Святославским, спасла правобережные приднепровские склоны Киева от застройки особняками нуворишей. Удастся ли киевлянам уберечь приднепровские парки от новых покушений? Размеры современных зданий второй волны капитализации Киева уже недружественны по отношению к человеку. Есть сведения о том, что в высотных зданиях у людей возникают сложности с пространственной ориентацией, что жизнь на этажах выше пятого-седьмого наносит вред здоровью человека, так как он находится вне пределов влияния магнитного поля Земли, которое десятки тысяч лет «программировало» функционирование систем человеческого организма. В некоторых странах вообще перестали строить жилые дома выше семи этажей, мы же снова решили догонять Америку и строить небоскребы, хотя именно в США впервые появились публикации о том, что эти здания неблагоприятны для психического здоровья людей. Поэтому проблема высотности городской застройки требует объективного всестороннего изучения. фото: Олег Герасименко
Киеву долго удавалось сохранять свою удивительную зелень, уникальные ландшафты. До недавнего времени его называли городом-парком. Многие же города Европы в ходе развития утратили свои зеленые массивы. Но все более осознаваемая потребность в контактах с природой вынудила европейцев искать возможности вернуть ее в города. Только вот места для нее там уже часто не было. И тогда появились сады на крышах, вазоны на фонарных столбах, кадушки с деревьями и т.п. Когда же с обретением Украиной независимости наши архитекторы начали изучать европейский опыт градостроительства, то некоторые из них чужую беду приняли за образцы современной европейской моды и идеалы красоты. В результате в некоторых украинских усадьбах начали заменять естественную природу искусственной, а на городских площадях уничтожать цветники и вместо них ставить стеклянные пирамиды, кадушки и развешивать цепи. И здесь вступает в силу еще одна особенность человеческой психики. Человек не может жить в постоянном конфликте с окружающей средой, это его разрушает. Поэтому постепенно он начинает адаптироваться к ней и дисгармоничную архитектуру воспринимать как норму. Результаты этого печальны. Георгий Духовичный говорит, что ошибки архитекторов «рождают цепную реакцию далеко идущих последствий. Они не только и не столько градостроительны, сколько психоментальны. Человеку, родившемуся, выросшему и живущему в городе, ландшафты и архитектура улиц которого утратили эстетические качества, перестали быть объектами, пригодными для рассматривания, нелегко обрести внутреннюю гармонию». Если человек, выросший в дисгармоничной среде, которую он уже принимает за норму, станет архитектором, его творения вряд ли будут гармоничными.
