Янош Виг, Заслуженный архитектор Украины фото: Наталия Лисняк
За плечами Яноша Вига – 30 лет профессиональной работы. Заслуженный авторитет позволяет архитектору пребывать в том «счастливом профессиональном состоянии», когда не существует даже такого понятия, как поиск заказов. Они сами находят мастера. Это и не удивительно для человека, лейтмотивом работы которого, по собственному признанию, являются слова знаменитого американского архитектора Френка Ллойда Райта: «считайте постройку курятника таким же великим делом, как и постройку Национального музея». Мы попросили Яноша Вига рассказать об одной из последних работ его архитектурной мастерской – банковско-офисном центре для «Укргазбанка» по ул. Б. Васильковской, 39, а также поделиться видением актуальных на сегодняшний день проблем Киева – высотной застройки и специфики взаимоотношения заказчик – архитектор. CP: В последнее время девелоперы и архитекторы довольно остро говорят о проблемах, возникающих при согласовании проектов в Управлении охраны памятников, которое возглавляет Руслан Кухаренко. Не кажется ли вам, что проблема не столько в ведомстве, сколько в несовершенстве законодательной базы охраны архитектурных памятников и строений, имеющих историческую ценность? Проблема действительно существует. Я бы не сводил ее к тому, что это ведомственная или личностная проблема руководителя этого ведомства. По сути, само наличие ведомства является правильным. Оно должно быть хотя бы для того, чтобы архитекторы чувствовали, во-первых, какой-то регламент деятельности в исторической среде, во-вторых, дисциплинированней относились бы к понятию преемственности в архитектуре. Ведь в конечном итоге речь идет о том, чтобы сберечь архитектуру города, имеющего такую огромную историю как Киев. Однако, одновременно имея закон – сохранять и желание строить в сохраняемой среде, мы уже входим в противоречие. Скорее всего, вопрос в том, насколько искусно и насколько профессионально существующее поколение архитекторов может работать в исторической среде. Для того, чтобы иметь возможность работать в этой среде, неплохо было бы иметь выстроенную шкалу приоритетов. Необходимо иметь высокий профессиональный уровень для того, чтобы работать в исторической среде. Если архитектор зарекомендовал себя N-ное количество раз положительно и его умение подтверждено таким высочайшим органом как градостроительный совет, то мне кажется, что этим самым образом он приобретает право действовать в рамках своего профессионального умения и интеллекта. Это не оговоришь никаким законом. Потому что и законами можно дойти до абсурда. Я могу проиллюстрировать это очень просто. В документах последнего Генерального плана Киева есть строки, регламентирующие высоту застройки в исторической среде – 27 метров. Это очень удобный инструмент для согласования или несогласования проекта в Управлении охраны памятников. Но нельзя же всех стричь под одну гребенку! Представьте себе обратный случай – все здания высотой 27 метров. Это же абсурд. Ни о каких доминантах, ни о каком градостроительном искусстве, правильной постановке вертикалей и акцентов города речи быть не может. Я абсолютно убежден, что «все под одну гребенку» будет очень некрасиво. Как старые, так и современные города создавались как раз по противоположному принципу. Была так называемая «массовая ткань города» (дома приблизительно одной высоты), и были вертикали. В Таллинне – это колокольня Ратуши, в Новгороде Великом – Кремль, в Лондоне – «Биг Бен», в Москве – «Кольцо высотных зданий». В конце концов, в самом Киеве есть много очень красивых вертикалей. Это – определенные символы, «ориентиры». Они разные: вертикаль Софии отличается от вертикали Лаврской колокольни и вертикали Михайловского Златоверхого Собора. Человек всегда стремился к тому, чтобы каким-то образом внести контраст в монотонную застройку города. Запретить это делать – абсолютно немыслимо. Более того, мы знаем, что запретный плод сладок и подтверждением моим рассуждениям является то, что, несмотря на запреты, все-таки Киев растет вверх. Это естественно. Если затронуть вторую проблему – коммерцию высотного строительства, то и здесь все понятно: земля дорогая, за нее надо платить. Соединенные Штаты пережили это очень давно, там поняли, что дорогая земля, на которой можно выстроить много этажей, тем самым станет дешевле. Я много раз говорил о том, что запрещать строить высотные здания не-правильно. Но я понимаю, что это строительство должно быть выверено, и, в конце концов, высотное здание должно быть красивым, тогда к нему не будет тех удивительных претензий, которые возникают у нас на заседаниях градостроительного совета. Можно и маленькое здание сделать абсолютно безобразным, и не в этажности дело. А можно высокое здание сделать очень красивым. В том положении, в котором мы сейчас находимся с высотными зданиями, я вижу единственный выход: высотные здания во всех случаях нужно делать красиво и эстетически осмысливать их положение в системе города. Это могут быть разные концепции, но заниматься тем, что все их «стричь и обрезать» – это неправильная позиция Управления охраны памятников. Бравировать тем, что записано в Генеральном плане – 27 метров и не больше – проявление профессиональной неумелости. Вид на Софию Киевскую с Михайловского Златоверхого Собора фото: Александр Кутлахметов
Еще один пример. Представьте себе ситуацию, что построена Софиевская колокольня. Желающие выстроить Лавру получают условия, что они могут ее построить, но без Лаврской колокольни, потому что вертикалей больше строить нельзя, одна уже есть. Абсурдная вещь, правда же? Как поступил профессионал, который проектировал колокольню Лавры? Я абсолютно убежден, что он посмотрел и изучил как сделана Софиевская колокольня, проанализировал ее пропорции, проанализировал ее в градостроительной ситуации, и поставил свою колокольню выше, крепче, в другом ордере, искусно завершив ансамбль Киево-Печерской Лавры. Нельзя было поступить без анализа того, что сделано, и невозможно было поступить, не творчески относясь к этому процессу. Это доказано историей. Теперь о самой Софиевской колокольне. Она же несколько раз перестраивалась, а значит, эстетически не удовлетворяла кого-то. И каждый раз, когда приступали к ее реконструкции, колокольню делали все лучше и выше. Вот пример исторически нерегламентированного отношения к вертикали. Остановить стремление сделать эту вертикаль красивой было невозможно. Стали делать Михайловскую колокольню. Не буду заострять внимание на том, что ее пропорции не такие хорошие, как в Софиевской, и что при реконструкции можно было переосмыслить эту вертикаль города. Но если говорить о красоте этих вертикалей, то, будучи разными, каждая, безусловно, имеет свои достопримечательности, и каждая имеет свои ошибки. Зацикливаться на том, чтобы не делать вертикалей в городе, я акцентирую на этом, не есть правильно. И одна «гребенка», даже внесенная в закон и утвержденная Генеральным планом города, не является панацеей от ошибок. Свидетельство тому – масса чудесных городов и масса вертикалей в этих городах, и от этого они не становятся хуже. Возвращаясь к личности, безусловно, немаловажно то, какого созидательного настроя и какого интеллекта личность руководит Управлением охраны памятников. Если это высоко эрудированная личность, профессионал, который несколько раз практически пробовал делать то, что он проповедует – это одно. Но если он не пробовал делать того, что проповедуя отрицает – это очень плохо. В этом случае я бы связывал личностное и государственное. Государству, любому департаменту, любому управлению нужны умные, профессионально и интеллектуально развитые руководители. Тогда во всех звеньях государственного управления всем будет легче. Проект «Укргазбанка» по ул. Б. Васильковской, 39
CP: Одной из последних работ вашего бюро был проект офисного здания «Укргазбанка» по ул. Б. Васильковской, 39. Насколько тяжело было работать над ним с точки зрения воплощения ваших идей, учета пожеланий заказчика, предписаний различных служб? Я могу сказать, что работать было абсолютно не тяжело. Даже наоборот – легко. Был прекрасный заказчик, понимающий, в какой среде он находится, и что он хочет. Было понимание того, что банковское здание в центральной части города не может быть «подстриженным» или низким, невыразительным, снивелированным, затерянным среди других зданий. Это еще один из тех примеров, когда надо понимать, какое именно здание может быть функционально высоким. Я думаю, что одни из правильных претендентов на высотность – это банковские и офисные здания. И опять же, проект «Укргазбанка» согласован везде, не согласован только в Управлении охраны памятников. Общество охраны памятников согласовало, а Управление – нет, прикрываясь положением Генерального плана о том, что здание не может быть высотой более 27 метров. Концептуально в этой работе мы пытались, я не побоюсь этих выражений, «разговаривать» или «войти в диалог» с таким очень ярким представителем высотных зданий своего времени, как римо-католический костел Городецкого, выполненный в стиле готики. Во времена 2-3-этажного Киева это здание было одной из доминант города. «Разговаривая», ведя диалог с ним, в стилевой характеристике «Укргазбанка» мы попытались говорить языком, если можно так выразиться, современной готики. Для нас, архитекторов, этот разговор был очень важен, потому что мы считаем, что новые и старые здания должны уметь разговаривать друг с другом, уживаться в одной среде. Другое дело – каким будет этот диалог из-за мастерства архитектора, и насколько он может заставить эти здания уважать друг друга, говорить друг с другом, мириться в одной среде – вот это одна из самых интересных профессиональных задач, и мы всегда ставим ее в нашем коллективе, работая над разными проектами. Я убежден, как только мы сможем достичь того, что в одной городской среде старые и новые здания смогут «разговаривать» друг с другом – это будет очень убедительно и выразительно в структуре города. Так разговаривает прадедушка с внуком или с правнуком, передавая ему преемственно свои знания, свое понимание жизни. В этом диалоге развивается новый интеллект. То же самое происходит со зданиями. Старые здания являются носителями коринфских капителей, ионических ордеров, колонн и т. п. Современный язык архитектуры может быть другим, но таким же выразительным, таким же умным и таким же ясным как старая архитектура. Мы и пытались это сделать в проекте «Укргазбанка». Я очень надеюсь, что Управление охраны памятников все-таки сменит гнев на милость, станет интеллектуально более высоким, и поймет на этом и других примерах, что дело только в профессиональном мастерстве, а не в высотности. CP: Могут ли украинские архитекторы на сегодняшний день осуществлять проектирование высотных и сверхвысотных объектов коммерческой недвижимости надлежащим образом? Есть ли у них, в частности и у архитекторов вашей мастерской, должный опыт в данном вопросе? Тут надо быть честным и сказать, что в высотном строительстве нужны совершенно другие технологии и их знание, как азбука, которая важна для любого архитектора, пытающегося действовать практически. Не могу сказать, что мы знаем всю эту азбуку, более того, не могу сказать, что, зная азбуку, мы умеем сочинять стихи. Это было бы неправильно. Большинство стран мира давно освоило высотное строительство, это было элементом диалектического развития Канады, Соединенных Штатов, теперь это – Китай, Корея, Германия. Москва, кстати, тоже учится и растет вверх. И, безусловно, все бывшие страны социализма только теперь входят в ту историю, в которой они обучаются новым технологиям. Конечно, каждое высотное здание имеет свою проблематику – это конструктивы зданий, которые нужно выполнять в металле и монолитном железобетоне. Это – новое качество стен, которое должно быть на каркасе; новые облицовочные материалы, уложенные насухо; совершенно новые системы расчетов, которые должны войти в практику; высокотехнологичное инженерное обеспечение: скоростные лифты, современные системы пожаротушения – мы не можем сказать, что у нас есть техника пожаротушения высотных зданий, и многие другие вещи. Конечно, нужен достойный практический процесс обучения, практика наша не столь богата, чтобы говорить о том, что мы умеем досконально строить, а высотные здания тем более. Жилой комплекс по бул. Л. Украинки, 7-9
CP: Архитектор наряду со строителями отвечает за безопасность объекта, его устойчивость при форс-мажорных обстоятельствах (землетрясение, наводнение, оползни и т. д.), поэтому не может идти на конфликт с совестью. Однако, девелоперы, наверное, иногда предлагают подобные «решения»? Как вы на них реагируете? Может быть мне везло, но никто не посягал на то, чтобы мы сделали нечто такое, что могло бы не сработать в форс-мажорных обстоятельствах. Другое дело, что есть общее непонимание профессии и алчность самого заказчика иногда диктует ему поступать неверно. Но задача архитектора в том, чтобы вовремя останавливать его непрофессиональные намерения. Иногда встречаются просто абсурдные примеры, когда лестничную клетку здания хотят занять под кабинеты, вообще ликвидировав одну из лестничных клеток сооружения. Макет жилого комплекса по ул. Староноводницкой, 12
CP: Насколько украинское архитектурное сообщество стало активнее приспосабливаться к практике работы в единой «команде» с инженерами HVAC, экспертами лифтовых компаний, операторами фасадных систем, коммерческими консультантами? Если говорить о профессиональных фирмах, то наше сотрудничество с ними практически всегда благоприятно. Противоречие в это понимание отчасти вносит сам заказчик. Архитектору всегда понятно то, что предлагает фирма. Допустим, лифты, которые должны быть максимально комфортными, скоростными, у них должна быть великолепная отделка; они могут быть, например, панорамными, открытыми, обращенными в атриум. Заказчик понимает это более утилитарно, то есть хорошее предложение, которое возникает между архитектором и фирмой (будь то фирма, которая занимается лифтами, или облицовочными, отделочными материалами), всегда наталкивается на экономическую состоятельность в данный момент самого заказчика. Примитивно говоря – какой толщины у него портмоне, есть у него деньги или нет. Некоторые заказчики заведомо лукавят, заявляя, что у них денег нет, и поэтому все надо делать экономичней. Бывают случаи, когда эта экономика подтверждает правило, что скупой платит дважды. Здесь нужно руководствоваться одной мыслю, и она не нова: я не так богат, чтобы покупать дешевые вещи. Архитекторам всегда приятно, когда то, что они затевают, сделано качественно и дорого. Однако, на этот счет не могу не вспомнить знаменитое выражение Наполеона Бонапарта: «...если вы хотите разорить Францию, то дайте власть архитекторам». CP: Сколько архитектурных мастерских Киева на сегодняшний день готовы «понимающе» и «вменяемо» работать с девелоперами коммерческого сектора, учитывая большее количество параметров и требований, чем в случае с жилой недвижимостью? В моей современности в Киеве есть прекрасная плеяда молодых архитекторов – это около 15 очень сильных архитектурных групп, которыми руководят настоящие личности. Я нигде не слышал разговоров о том, что они не достигают взаимопонимания с заказчиком по самым актуальным вопросам современного девелопмента. Я не хочу сейчас заниматься персоналиями, потому что понятно, что кто-то из этого ряда может быть не упомянут и им будет обидно, но отмечу, что потенциал киевских зодчих, на мой взгляд, последние 7-10 лет достаточно высок и крепок. Строительство жилого комплекса по ул. Староноводницкой, 12 фото: Александр Микула
CP: В области коммерческой недвижимости одним из непременных условий создания проекта является ситуация, когда продукция производителей фасадных систем, лифтов и т. д. закладывается в проект изначально, и само проектирование возможно только с учетом параметров данной продукции и/или решений. Как вы работаете с такими поставщиками, каковы вообще принципы отбора подобных партнеров: это, как правило, ваша сфера ответственности, или же выбор делает девелопер/застройщик? Я очень коротко могу ответить на этот вопрос – заказчику мы стараемся предложить лучшее. Предложения идут на нас, все фирмы, занимающиеся отделочными материалами, новыми технологиями, новым оборудованием – все они каким-то образом доходят в нашу мастерскую. Однако, здесь опять возникают вопросы коммерции и самого отношения заказчика к предложению – он выбирает далеко не лучшее. Это невероятно грустно. Вопросы денег регулируют это состояние до такой степени, что я иногда при полном своем несогласии с выбором ничего сделать с заказчиком не могу. Он диктует правила игры, потому что главенствует это ужасное для меня выражение, что тот, кто платит – тот и заказывает музыку. Если говорить об этом образно, то я в конечном итоге всегда ставлю вопрос: мне понятно, кто платит и кто играет музыку, надо только понять – кто все это будет слушать? Отчасти мы прибываем в положении слушателя, и не всегда мне, всем нам, жителям Киева, потребителям хочется слушать то, что покупается за небольшие деньги и называется музыкой.
